Одиночество или уединение? Эти два понятия в корне различны, хотя и сходны по смыслу. И если от первого принято страдать, то второе, как правило, приносит долгожданный душевный покой, во всяком случае не страдальцам от одиночества, которых Томас если не презирал, то точно не мог понять. Оставаясь один, он находил для себя новую форму удовольствия. Не оргазм, конечно, но тоже неплохая возможность испытать радость от возможности побыть собой, вдали от назойливых людей, в хаосе снующих мимо. В будни Тому приходилось контактировать со множеством людей, даже если эти контакты ему самому были неприятны, поэтому, оказываясь наедине с самим собой, он испытывал удовольствие, которое имело простое и незамысловатое название - "частная жизнь". И в пределах этой частной жизни был вполне доволен положением. Собственная берлога, личный, а не общественный душ и своя, такая уютная постель. Что еще может быть нужно для того, чтобы чувствовать себя свободным? Но что если в твоей постели возлегает тело, которое ты в нее не затаскивал? Не соблазнительные формы какой-нибудь красотки-бизнесвумен с коротким списком "табу", и даже не сочная попка студенточки-гимнастки из какого-нибудь спортивного колледжа. Как так вышло, что в его кровати дрыхнет тощий и явно укуренный братец?
"Как я до этого докатился?", - подумал Том, смяв в руке визитку ресторана, в котором заказывал еду в тех редких случаях, когда некогда было готовить самому, а выбираться из берлоги не хотелось. Заказав еду на поздний завтрак, мужчина избавил себя от необходимости стоять у плиты, подобно папочке, заботливо нажаривающему омлет для малолетнего преступника. И хотя накормить этого самого беспредельщика все же нужно было, Горден радовался тому, что не придется делать это лично. Пусть не привыкает к тому, что в этом доме его обслуживают. Это холостяцкий лофт, и хозяин в нем может быть только один. И сколь родным бы ни был гость, представать перед ним в образе домохозяйки Томас явно не планировал. Быть может, когда-нибудь, когда или если эти ребята найдут общий язык и даже поладят, Том порадует братца стряпней собственного приготовления, но это будет дружеский жест, а отнюдь не проявление братской заботы.
Предаваясь размышлениям, Томас не сразу услышал шаги Оливера, однако его появление все же не смог не заметить. Но вместо приветствия хозяин дома промолчал. Это не было "тактичным молчанием", как обычно называют некую форму сдержанности и самоконтроля в условиях неловких ситуаций, а скорее неким выжиданием того, когда в разговоре в принципе возникнет необходимость. И пока Том молчал, его внимание вновь привлекла ткань трусов на пареньке, как алого цвета лоскут притягивает взгляд разъяренного быка.
- "Какого хера?!", - Том глянул на пупок Оливера и следом на задницу, которой братец спешно повернулся к нему, заглядывая в холодильник.
Его должен был бесить тот факт, что гость наглым образом шарился в просторах холодильника, не обзаведясь разрешением на то его владельца. На деле же мужчину раздражал вид полуобнаженных ягодиц, которые маячили почти перед носом, но в то же время были бесконечно далеки от того, что о них думал сам Томас в этот самый момент. То есть по правде его раздражал именно факт того, что подкидывало воображение по поводу задницы собственного брата. И печальнее, а может быть, забавнее всего было то, что это не был голос совести или здравого смысла, которые могли бы подсказать мужчине, что перед ним родственник, хотя и не кровный, а нечто совершенно иное - отсутствие предлога для оповещения брата в том, что кусок ткани на нем явно лишний. Ну какова может быть причина для такого заявления? Строгий дресс-код в жилище хозяина? Тогда почему он сам одет? Наличие пятна от какого-нибудь соуса на трусах? Так ведь его нет. Ни пятен, ни дырки от сигареты, ни распустившихся ниток. Ничего! Ничего, что могло бы послужить хоть сколько-нибудь здравым предлогом, чтобы убрать эту тряпку долой. Но если нет ничего из перечисленного, тогда почему эти самые трусы так мулят перед глазами, как белый флаг капитулирующей стороны во время битвы? Что, мать его, не так с этими трусами?
Дальше в ход пошли сосиски. Они были не вареными и достаточно холодными, потому выглядели на редкость упругими. "Упругие сосиски? О чем ты вообще думаешь?". Картина поглощения сосисок Такером заняла мозг Гордена на еще несколько минут, за время которых его мозг пережил смерть и возрождение, а также прочие падения, в том числе и грехопадения во всей их низости, что, однако, ничуть не смутило самого Томаса, и уж никак не вызвало проявлений приступов неловкости на его лице. Вместо этого Том только лишний раз убедился в том, что его мужскому либидо нет предела, и это уже явно нездоровая тяга, что, впрочем, его снова-таки не смутило, так как узнавать о себе что-то новое в любом случае приятно, даже если последствия этих новостей сложно назвать удовлетворяющими. Но вопрос о самом удовлетворении в данный момент стоял не менее остро.
- Не спится? - вопрос Оливера застал Томаса врасплох, и тот немного отрезвился, заметив, что юноша, меж тем, уже доел сосиски и переключился на сочный и алый, как кровь, помидор, сок которого струился по коже и вместе с тем по нервам старшего брата, теперь пристально следившего за струйкой стекающей жидкости, ловя себя на том, что уже мысленно слизывал ее влажным языком. Его даже не волновало то, что это был, возможно, последний помидор в доме. Мужчине вдруг захотелось кислого помидорного сока, но совсем не поэтому.
Замешкав с ответом, старший брат не успел ничего произнести, как за первым вопросом последовал еще один, не менее провокационный.
- Почему забрал меня и разрешил остаться? Ты же вроде меня вообще второй раз в жизни видишь.
Это было хорошее замечание. Очень точное. Сам Томас сказал бы даже: "В десятку!". Однако ответить на него было не так уж просто. Для начала надлежало сделать это самому себе. А ведь действительно, почему?
Задавшись вопросом, Том проследил за движением языка младшего брата, слизывающего остатки сока с руки, и что-то внутри неприятно сжалось. Наверное, потому что он сам хотел это сделать, хотя и не сподобился. Вот она - цена промедления. Если ты не делаешь чего-то сам, не думай, что другие вечно будут ждать, когда ты соберешься с мыслями или решишься. А медлительность в принятии решений и осуществлении действий - удел слабаков. Однако вопрос все же ожидал ответа. Но Том не торопился. Впервые за эту ночь он смотрел на Оливера, действительно пытаясь понять, о чем же тот думает. Возможно, облик парня, задумчиво глядящего в окно, произвел на его брата такое впечатление, что тот просто не счел уместным отвлечь его на свой ответ. И, видимо, поэтому парень, так и не дождавшийся ответа, продолжил свой допрос:
- Тебе никуда не надо с утра?
Сам не зная, почему, Том улыбнулся.
- Нет, - ответил он сухо. - Я редко назначаю встречи с самого утра, если только не хочу застать человека врасплох, еще сонным и вялым. - Том сделал паузу и потер ладони между собой. - Но если говорить о том, почему забрал и не выгнал... Черт его знает. Может, хотел взглянуть, как ты будешь расхаживать в одних трусах по моей квартире.
Очередная улыбка, а точнее ухмылка, больше похожая на усмешку, выдала в Томе некий интерес к теме, которую он затронул, хотя он тут же убрал оскал со своего лица.
- Быть может, я и не способен на самопожертвование, но иногда и меня посещают мысли, что помощь брату не такая уж дурная идея. А может, я хотел сам вставить тебе... мозги на место.
Том смотрел на Оливера, замечая, как тот передергивает плечами от холода. И все же похождения в одном белье дали о себе знать.
- Кофе? - неожиданно для себя самого спросил Том. - "С каких пор я забочусь о нем?", - подумал он, уже поднимаясь со стула. - Думаю, тебе сейчас неплохо согреться. - Сделав очередную паузу, мужчина вновь окинул взглядом полуобнаженного собеседника. - Либо ты можешь принять согревающий душ. - А вот и он - повод, которого так долго искал мозг Томаса. - Сразу скажу: защелки на двери в ванную нет. Сожителей у меня не водится, потому эту комнату я использую либо по назначению, либо как еще одну площадку для секса. В связи с этим счел наличие защелки бессмысленной тратой. Зато на те же деньги оборудовал удобные ручки у самой ванны. Думаю, ты оценишь.
Экскурс во вложения денег едва ли мог показаться Оливеру интересным, но, видимо, мозг Тома рассудил, что эта информация может ему пригодиться. Хотя и не отдавал себе отчета в том, собственно, зачем. У Олли есть глаза, и он сам может заметить отсутствие или наличие чего-то. Но у Гордена было чувство, что спровадить братца в душ он просто обязан.